Вчера в лавке, куда мы зашли с Л., оглушительные звуки радио. Какой-то мужской голос на непонятном языке - греческом? испанском? - повторяет все одну и ту же фразу под ритм, бешено-настойчивый, оркестра. Я спрашиваю Л., входит ли этот повторный вопль и этот ритм в область и понятие музыки. И мы долго говорим об этом. Мне думается так. Входит, если под музыкой разуметь всякий звук, исполняемый ритмически, и не входит, если разобраться в природе и ритма, и музыки, и, шире, искусства. Вот эта современная музыка, вся сведенная к ритму - в вопле, в оркестре и т.д., мне кажется, [стремится] (и это мечта современного искусства) выразить, выкричать, "вы - что угодно" - тот животный ритм, ту "пульсацию", которая "пульсирует" - животно, бессознательно - в мире и во всей жизни, все то, что внизу и снизу и что темно, не в моральном, а в "биологическом" смысле слова. Мы с братом Андреем когда-то, на Сеняке, под Белградом, в жаркий день палками перевернули дохлую собаку, лежавшую, самоочевидно, неподвижной. Но с "той" стороны она вся оказалась кишеньем миллионов червей. И я на всю жизнь запомнил эту страшную "пульсацию" разложения, это червивое гниение, к тому же ослепительно сверкавшее под солнцем... Пульсация разложения, пульсация пола, пульсация - безостановочная - всего "органического". И мне кажется, что именно эту пульсацию, не зная, что она - тление, думая, напротив, что она-то и есть "жизнь", хочет выразить эта "современная музыка", этот страшный ритмический крик и вопль в микрофон... Тогда как делом искусства всегда, изначала была победа над ним - тем, что в человеке сверху, а не снизу. И это относится, по-моему, не только к музыке, но и ко всему современному искусству.